Козлы опущения...
Едва ли не каждый заключенный вступает на зоне в гомосексуальную
связь
Само отделение массы мужчин от женщин неизбежно вызывает
накопление сексуального возбуждения, особенно у молодых мужчин.
Отсутствие привычной деятельности вкупе с жестким режимом,
плохим питанием и вынужденным общением с одними и теми же людьми приводит
к навязчивым мыслям о сексе. Многие исследователи отмечали эту особенность:
в тюрьме необыкновенно остро чувствуется нехватка сексуального общения.
Сексуальное томление невыносимо, сексуальные воспоминания невероятно красочны,
желания чрезвычайно остры. Различные опросы показывают, что мастурбацией
в тюрьме занимаются все без исключения: 14% ежедневно, 46% от трех до пяти
раз в неделю, 30,5% от раза до двух в неделю. Немудрено, что в тюрьмах
создается атмосфера неспадающего сексуального напряжения.
О размахе гомосексуальной активности в тюрьмах наслышаны
все. Все знают, что «на зоне» многих обращают в «пидоров» насильно. В одном
лагере опросили 246 заключенных, и оказалось, что половина из них была
изнасилована в камере предварительного заключения, 39% - по дороге в «зону»,
11% - в самом лагере и только 1% имел гомосексуальный опыт до тюрьмы.
Гомосексуальная практика в тюрьмах - не исключительно
российское явление и не инновация наших дней. В начале прошлого века Луис
Дуайт, надзиратель из Бостона, доносил начальству, что мальчики в тюрьмах
становятся жертвами гомосексуального насилия старших заключенных. «Содомский
грех - это порок узников», - заявлял он. Дуайт вызвал двух заключенных,
подравшихся из-за мальчика. «Я спросил одного из этих людей, знал ли он
хоть один случай, когда мальчик сохранился нетронутым в тюрьме. Он ответил:
«Никогда». Я задал другому заключенному тот же вопрос - и получил тот же
ответ».
Для мальчиков, становящихся любовниками старых заключенных,
был в жаргоне уголовников и специальный термин - «киншон».
Поскольку уголовный контингент в общем груб, импульсивен
и несдержан, сексуальное напряжение снимается у всех на виду, достаточно
неприкрыто и энергично. В общих камерах заключенные непрерывно состязаются
в циничных рассказах, делятся воспоминаниями о своих сексуальных приключениях
и подвигах, реальных и выдуманных. Мат нередко утрачивает свой условный
характер и восстанавливает реальный смысл.
В уголовной среде секс обретает еще одну форму. Это насилие,
агрессия и наглядное неравенство. Секс для заключенных - средство добиться
доминирования, установить или отстоять свое положение в зэковской иерархии.
Тюремно-лагерная среда в нашей стране имеет четкую трехкастовую
структуру. Три «масти» - они различаются, как в картах, по цвету (одежды).
На верхнем «этаже» этой структуры находятся «воры», или «люди». Это знать
уголовного мира, преступники, получившие серьезные статьи - за убийство,
разбой, крупное воровство. Они обладают рядом привилегий: не работают,
не занимаются уборкой помещений, помыкают всеми. Они ушивают свою униформу
по фигуре и всеми правдами и неправдами перекрашивают ее в черный цвет.
Ниже находятся «мужики». Они «пашут», то есть работают
за себя и за «воров» в лагерной системе трудовой повинности. Это зэки,
пришедшие по менее серьезным статьям. Форма их такая, какая им выдана,
обычно - синяя.
Третья каста - «чушки». «Чушок» - грязный, занимается
всеми грязными и унизительными работами, которыми гнушаются остальные (чистка
уборных, вывоз мусора). Он абсолютно бесправен - как раб. Одет в серые
рваные обноски. В «чушки» попадают психически неполноценные, неопрятные,
больные кожными заболеваниями, смешные, чересчур интеллигентные люди. Все
три касты и спят порознь: «воры» на нижних койках, «мужики» на втором ярусе,
а «чушки» - на верхнем. Хорошо организованным террором «воры» держат остальных
в состоянии постоянного страха. Разработана целая система наказаний.
Но есть еще и четвертая каста, стоящая как бы вне этой
структуры. Это «пидоры». «Пидоры» - каста неприкасаемых. С этими нельзя
вместе есть, нельзя подавать им руку, они спят совершенно отдельно. Отдельно
хранится их посуда, и для опознавания миска «пидора» специально помечается
дырочкой («цоканая шлемка»). «Пидоры» обязаны обслуживать «воров» и «мужиков»
сексуально.
«пидоры» сразу зачисляются те, кто попадает в тюрьму
по обвинению в пассивной гомосексуальности, но по ассоциации могут туда
же быть зачислены и активные гомосексуалы, пришедшие «с воли», то есть
склонные к гомосексуальности по природе (вынужденная гомосексуальность
в тюрьме и в лагере не в счет, если это активная роль). Туда же могут быть
«опущены» и прочие зэки за разные провинности против воровских норм поведения:
за «крысятничество» (кражи у своих), неуплату долгов, неповиновение бандитскому
руководству и т.д.
Есть специальный обряд «опускания» - когда человека подвергают
некоторым гомосексуальным действиям и торжественной смене одежды. Достаточно
провести ему половым членом или полотенцем, смазанным спермой, по губам
- и он уже «опущен».
«Опустить» могут и без всякой вины (точнее, вину подыщут)
- достаточно иметь смазливую внешность и слабую сопротивляемость насилию.
Но и это не обязательно. Об одном заключенном - маленьком, невзрачном отце
семейства - дознались, что он когда-то служил в милиции, очень давно (иначе
попал бы в специальный лагерь). А, мент! «Опустили» его, и стал он «пидором»
своей бригады. По приходе на работу в цех его сразу отводили в цеховую
уборную, и оттуда он уже не выходил весь день. К нему шли непрерывной чередой,
и запросы были весьма разнообразные. За день приходилось обслуживать человек
пятнадцать-двадцать. В конце рабочего дня бывший мент едва живой плелся
за отрядом, марширующим из производственной зоны в жилую.
«Пидоры» по социальному положению ниже «чушков». Из «чушков»
еще можно выбиться в «мужики», из «пидоров» - никогда. Это навечно. Их
и клеймят навечно - татуируют специальные знаки: петуха на груди, черную
точку над губой и т.п. К выполнению своей роли их могут и специально готовить,
например, выбивают передние зубы. Не в каждой камере есть свой «пидор».
В тюрьме во время общих прогулок камеры могут обмениваться людьми, чтобы
«пидор» обслужил и те камеры, в которых своих «пидоров» нет. Ведь при возвращении
с прогулки учитывается лишь общий счет. В лагере же «пидоры» объединены
в своеобразный цех, у которого есть и «главпидор».
В то же время положение «пидоров» чем-то даже лучше положения
«чушков». «Пидоров» берегут, не очень гоняют на работу. Они должны быть
опрятно одеты и чисто умыты. За сношение «пидору» обычно принято чем-то
уплатить, иначе это считается как бы полюбовным свиданием, что для нормального
зэка унизительно. Поэтому «пидоры» не так нищи, как «чушки». Многие «опущенные»,
взвесив все «за» и «против», участвуют в лагерной проституции добровольно,
осознанно. Особенно облегчено положение тех красивых мальчиков, которых
выбрали себе в «жены» знатные «воры». Они одеты, как «воры», спят и питаются
вместе с ними, их и «пидорами» звать опасаются.
Таким образом, отношение к гомосексуальности в тюремно-лагерной
среде двойственное. Причем, как уже было упомянуто, только пассивная роль
в гомосексуальном сношении считается унизительной. «Пидорами», «петухами»,
«козлами» в тюремно-лагерной среде считаются только пассивные гомосексуалы.
К активным претензий нет. Они нормальные мужики - ну, пользуют «пидоров»,
так ведь по необходимости: баб нету. Правда, тех, кто очень уж увлекается
однополым сексом, иронически называют «козлятниками», «петушатниками»,
«печниками», «трубочистами». Но все зависит от их реального статуса: чем
он выше, тем простительнее капризы. Другое дело, если бы «на воле» они
показали то же пристрастие - тогда и их бы пришлось отнести к «гомикам».
Как ни странно, пассивное гомосексуальное поведение, несмотря
на презрение, которым оно в уголовной среде окружено, способно вызывать
у «пидоров» положительные эмоции. Здесь сказываются не только чисто физические
удовольствия - присущий многим мужчинам анальный и оральный эротизм, но
и засвидетельствованный неоднократно синдром жертвы - чувство наслаждения
своим страданием, желание испытывать его снова и снова и даже влюбленность
жертвы в своего мучителя и повелителя.
Как правило, те, кто были насильственно приобщены к «голубому»
сексу, выйдя на свободу, все же возвращаются к нормальной для себя сексуальной
ориентации. Конечно, в том случае, если они попали в тюрьму уже со сформировавшимися
вкусами. Иное дело - детские колонии (на жаргоне - «малолетки»). Именно
там нередко как раз и происходит прямое формирование вкусов, в том числе
и сексуальных.
Но жизнь «малолеток» всесторонне ритуализирована и табуирована,
каждый следит за каждым, и всякое отступление от правил преследуется жесточайшим
образом. Поэтому даже случайное прикосновение к «козлу» чревато взрывом
массового энтузиазма - роль инквизитора, охотника, палача, могучего в праведности
гнева и презрения своего, так упоительна...
Валерий Абрамкин, опытный зэк и правозащитник, в своем
интервью размышляет о «малолетках». «Самое страшное происходит тогда, когда
они остаются одни. Там случаются изнасилования, кого-то заталкивают в тумбочку
и выбрасывают в окно... Отношения, которые существуют в «малолетках» между
детьми, гораздо более страшные, чем, скажем, в известном романе Голдинга
«Повелитель мух».
Структура, которая складывается в детских колониях, ужасна.
Все это себе вообразить невозможно». И он заключает: «Нельзя собирать детей
одного возраста и пола вместе. Ни в коем случае нельзя. Подростки всегда
структуру складывают патологическую».
Почему это так - вопрос особый. Здесь может сказаться
и гиперсексуальность подростков, и детская нечувствительность к чужой боли,
и особая агрессивность подростков из-за острой озабоченности утверждением
своего авторитета.
Пенитенциарная система, сформированная в годы ГУЛАГа,
в нашей стране в какой-то мере и по сей день остается неизменной. Но есть
надежда, что совершенствование общественного строя, улучшение экономического
положения приведут к гуманизации пребывания в тюрьмах и приблизят нашу
исправительную систему к тому, как с этим обстоит дело в более благополучных
странах.
Иван Дергунов
|