Само отделение массы мужчин от женщин неизбежно вызывает накопление сексуального возбуждения, особенно у молодых мужчин. 
Отсутствие привычной деятельности вкупе с жестким режимом, плохим питанием и вынужденным общением с одними и теми же людьми приводит к навязчивым мыслям о сексе. Многие исследователи отмечали эту особенность: в тюрьме необыкновенно остро чувствуется нехватка сексуального общения. Сексуальное томление невыносимо, сексуальные воспоминания невероятно красочны, желания чрезвычайно остры. Различные опросы показывают, что мастурбацией в тюрьме занимаются все без исключения: 14% ежедневно, 46% от трех до пяти раз в неделю, 30,5% от раза до двух в неделю. Немудрено, что в тюрьмах создается атмосфера неспадающего сексуального напряжения.

О размахе гомосексуальной активности в тюрьмах наслышаны все. Все знают, что «на зоне» многих обращают в «пидоров» насильно. В одном лагере опросили 246 заключенных, и оказалось, что половина из них была изнасилована в камере предварительного заключения, 39% - по дороге в «зону», 11% - в самом лагере и только 1% имел гомосексуальный опыт до тюрьмы.

Гомосексуальная практика в тюрьмах - не исключительно российское явление и не инновация наших дней. В начале прошлого века Луис Дуайт, надзиратель из Бостона, доносил начальству, что мальчики в тюрьмах становятся жертвами гомосексуального насилия старших заключенных. «Содомский грех - это порок узников», - заявлял он. Дуайт вызвал двух заключенных, подравшихся из-за мальчика. «Я спросил одного из этих людей, знал ли он хоть один случай, когда мальчик сохранился нетронутым в тюрьме. Он ответил: «Никогда». Я задал другому заключенному тот же вопрос - и получил тот же ответ».

Для мальчиков, становящихся любовниками старых заключенных, был в жаргоне уголовников и специальный термин - «киншон».
Поскольку уголовный контингент в общем груб, импульсивен и несдержан, сексуальное напряжение снимается у всех на виду, достаточно неприкрыто и энергично. В общих камерах заключенные непрерывно состязаются в циничных рассказах, делятся воспоминаниями о своих сексуальных приключениях и подвигах, реальных и выдуманных. Мат нередко утрачивает свой условный характер и восстанавливает реальный смысл.

В уголовной среде секс обретает еще одну форму. Это насилие, агрессия и наглядное неравенство. Секс для заключенных - средство добиться доминирования, установить или отстоять свое положение в зэковской иерархии.

Тюремно-лагерная среда в нашей стране имеет четкую трехкастовую структуру. Три «масти» - они различаются, как в картах, по цвету (одежды). На верхнем «этаже» этой структуры находятся «воры», или «люди». Это знать уголовного мира, преступники, получившие серьезные статьи - за убийство, разбой, крупное воровство. Они обладают рядом привилегий: не работают, не занимаются уборкой помещений, помыкают всеми. Они ушивают свою униформу по фигуре и всеми правдами и неправдами перекрашивают ее в черный цвет.

Ниже находятся «мужики». Они «пашут», то есть работают за себя и за «воров» в лагерной системе трудовой повинности. Это зэки, пришедшие по менее серьезным статьям. Форма их такая, какая им выдана, обычно - синяя.

Третья каста - «чушки». «Чушок» - грязный, занимается всеми грязными и унизительными работами, которыми гнушаются остальные (чистка уборных, вывоз мусора). Он абсолютно бесправен - как раб. Одет в серые рваные обноски. В «чушки» попадают психически неполноценные, неопрятные, больные кожными заболеваниями, смешные, чересчур интеллигентные люди. Все три касты и спят порознь: «воры» на нижних койках, «мужики» на втором ярусе, а «чушки» - на верхнем. Хорошо организованным террором «воры» держат остальных в состоянии постоянного страха. Разработана целая система наказаний.

Но есть еще и четвертая каста, стоящая как бы вне этой структуры. Это «пидоры». «Пидоры» - каста неприкасаемых. С этими нельзя вместе есть, нельзя подавать им руку, они спят совершенно отдельно. Отдельно хранится их посуда, и для опознавания миска «пидора» специально помечается дырочкой («цоканая шлемка»). «Пидоры» обязаны обслуживать «воров» и «мужиков» сексуально.
«пидоры» сразу зачисляются те, кто попадает в тюрьму по обвинению в пассивной гомосексуальности, но по ассоциации могут туда же быть зачислены и активные гомосексуалы, пришедшие «с воли», то есть склонные к гомосексуальности по природе (вынужденная гомосексуальность в тюрьме и в лагере не в счет, если это активная роль). Туда же могут быть «опущены» и прочие зэки за разные провинности против воровских норм поведения: за «крысятничество» (кражи у своих), неуплату долгов, неповиновение бандитскому руководству и т.д.

Есть специальный обряд «опускания» - когда человека подвергают некоторым гомосексуальным действиям и торжественной смене одежды. Достаточно провести ему половым членом или полотенцем, смазанным спермой, по губам - и он уже «опущен».
«Опустить» могут и без всякой вины (точнее, вину подыщут) - достаточно иметь смазливую внешность и слабую сопротивляемость насилию. Но и это не обязательно. Об одном заключенном - маленьком, невзрачном отце семейства - дознались, что он когда-то служил в милиции, очень давно (иначе попал бы в специальный лагерь). А, мент! «Опустили» его, и стал он «пидором» своей бригады. По приходе на работу в цех его сразу отводили в цеховую уборную, и оттуда он уже не выходил весь день. К нему шли непрерывной чередой, и запросы были весьма разнообразные. За день приходилось обслуживать человек пятнадцать-двадцать. В конце рабочего дня бывший мент едва живой плелся за отрядом, марширующим из производственной зоны в жилую.

«Пидоры» по социальному положению ниже «чушков». Из «чушков» еще можно выбиться в «мужики», из «пидоров» - никогда. Это навечно. Их и клеймят навечно - татуируют специальные знаки: петуха на груди, черную точку над губой и т.п. К выполнению своей роли их могут и специально готовить, например, выбивают передние зубы. Не в каждой камере есть свой «пидор». В тюрьме во время общих прогулок камеры могут обмениваться людьми, чтобы «пидор» обслужил и те камеры, в которых своих «пидоров» нет. Ведь при возвращении с прогулки учитывается лишь общий счет. В лагере же «пидоры» объединены в своеобразный цех, у которого есть и «главпидор».

В то же время положение «пидоров» чем-то даже лучше положения «чушков». «Пидоров» берегут, не очень гоняют на работу. Они должны быть опрятно одеты и чисто умыты. За сношение «пидору» обычно принято чем-то уплатить, иначе это считается как бы полюбовным свиданием, что для нормального зэка унизительно. Поэтому «пидоры» не так нищи, как «чушки». Многие «опущенные», взвесив все «за» и «против», участвуют в лагерной проституции добровольно, осознанно. Особенно облегчено положение тех красивых мальчиков, которых выбрали себе в «жены» знатные «воры». Они одеты, как «воры», спят и питаются вместе с ними, их и «пидорами» звать опасаются.

Таким образом, отношение к гомосексуальности в тюремно-лагерной среде двойственное. Причем, как уже было упомянуто, только пассивная роль в гомосексуальном сношении считается унизительной. «Пидорами», «петухами», «козлами» в тюремно-лагерной среде считаются только пассивные гомосексуалы. К активным претензий нет. Они нормальные мужики - ну, пользуют «пидоров», так ведь по необходимости: баб нету. Правда, тех, кто очень уж увлекается однополым сексом, иронически называют «козлятниками», «петушатниками», «печниками», «трубочистами». Но все зависит от их реального статуса: чем он выше, тем простительнее капризы. Другое дело, если бы «на воле» они показали то же пристрастие - тогда и их бы пришлось отнести к «гомикам».

Как ни странно, пассивное гомосексуальное поведение, несмотря на презрение, которым оно в уголовной среде окружено, способно вызывать у «пидоров» положительные эмоции. Здесь сказываются не только чисто физические удовольствия - присущий многим мужчинам анальный и оральный эротизм, но и засвидетельствованный неоднократно синдром жертвы - чувство наслаждения своим страданием, желание испытывать его снова и снова и даже влюбленность жертвы в своего мучителя и повелителя.

Как правило, те, кто были насильственно приобщены к «голубому» сексу, выйдя на свободу, все же возвращаются к нормальной для себя сексуальной ориентации. Конечно, в том случае, если они попали в тюрьму уже со сформировавшимися вкусами. Иное дело - детские колонии (на жаргоне - «малолетки»). Именно там нередко как раз и происходит прямое формирование вкусов, в том числе и сексуальных.

Но жизнь «малолеток» всесторонне ритуализирована и табуирована, каждый следит за каждым, и всякое отступление от правил преследуется жесточайшим образом. Поэтому даже случайное прикосновение к «козлу» чревато взрывом массового энтузиазма - роль инквизитора, охотника, палача, могучего в праведности гнева и презрения своего, так упоительна...

Валерий Абрамкин, опытный зэк и правозащитник, в своем интервью размышляет о «малолетках». «Самое страшное происходит тогда, когда они остаются одни. Там случаются изнасилования, кого-то заталкивают в тумбочку и выбрасывают в окно... Отношения, которые существуют в «малолетках» между детьми, гораздо более страшные, чем, скажем, в известном романе Голдинга «Повелитель мух». 
Структура, которая складывается в детских колониях, ужасна. Все это себе вообразить невозможно». И он заключает: «Нельзя собирать детей одного возраста и пола вместе. Ни в коем случае нельзя. Подростки всегда структуру складывают патологическую». 

Почему это так - вопрос особый. Здесь может сказаться и гиперсексуальность подростков, и детская нечувствительность к чужой боли, и особая агрессивность подростков из-за острой озабоченности утверждением своего авторитета.

Пенитенциарная система, сформированная в годы ГУЛАГа, в нашей стране в какой-то мере и по сей день остается неизменной. Но есть надежда, что совершенствование общественного строя, улучшение экономического положения приведут к гуманизации пребывания в тюрьмах и приблизят нашу исправительную систему к тому, как с этим обстоит дело в более благополучных странах.